Вернусь через месяц: TikTok

Содержание

Читать онлайн «Жди меня, и я вернусь», Константин Симонов – Литрес

Генерал

Памяти Мате Залки

В горах этой ночью прохладно.
В разведке намаявшись днем,
Он греет холодные руки
Над желтым походным огнем.

В кофейнике кофе клокочет,
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжелой листвой шелестят.

И кажется вдруг генералу,
Что это зеленой листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.

Давно уж он в Венгрии не был —
С тех пор, как попал на войну,
С тех пор, как он стал коммунистом
В далеком сибирском плену.

Он знал уже грохот тачанок
И дважды был ранен, когда
На запад, к горящей отчизне,
Мадьяр повезли поезда.

Зачем в Будапешт он вернулся?
Чтоб драться за каждую пядь,
Чтоб плакать, чтоб, стиснувши зубы,
Бежать за границу опять?

Он этот приезд не считает,
Он помнит все эти года,
Что должен задолго до смерти
Вернуться домой навсегда.

С тех пор он повсюду воюет:
Он в Гамбурге был под огнем,
В Чапее о нем говорили,
В Хараме слыхали о нем.

Давно уж он в Венгрии не был,
Но где бы он ни был – над ним
Венгерское синее небо,
Венгерская почва под ним.

Венгерское красное знамя
Его освящает в бою.
И где б он ни бился – он всюду
За Венгрию бьется свою.

Недавно в Москве говорили,
Я слышал от многих, что он
Осколком немецкой гранаты
В бою под Уэской сражен.

Но я никому не поверю:
Он должен еще воевать,
Он должен в своем Будапеште
До смерти еще побывать.

Пока еще в небе испанском
Германские птицы видны,
Не верьте: ни письма, ни слухи
О смерти его неверны.

Он жив. Он сейчас под Уэской.
Солдаты усталые спят.
Над ним арагонские лавры
Тяжелой листвой шелестят.

И кажется вдруг генералу,
Что это зеленой листвой
Родные венгерские липы
Шумят над его головой.

1937

Однополчане

Как будто мы уже в походе,
Военным шагом, как и я,
По многим улицам проходят
Мои ближайшие друзья;

Не те, с которыми зубрили
За партой первые азы,
Не те, с которыми мы брили
Едва заметные усы.

Мы с ними не пивали чая,
Хлеб не делили пополам,
Они, меня не замечая,
Идут по собственным делам.

Но будет день – и по разверстке
В окоп мы рядом попадем,
Поделим хлеб и на завертку
Углы от писем оторвем.

Пустой консервною жестянкой
Воды для друга зачерпнем
И запасной его портянкой
Больную ногу подвернем.

Под Кенигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдем.

Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел, навсегда.

1938

Дорожные стихи

1.

Отъезд

Когда садишься в дальний поезд
И едешь на год или три,
О будущем не беспокоясь,
Вещей ненужных не бери.

Возьми рубашек на две смены,
Расческу, мыло, порошок,
И если чемодан не полон,
То это даже хорошо.

Чтоб он, набитый кладью вздорной,
Не отдувался, не гудел.
Чтоб он, как ты, дышал просторно
И с полки весело глядел.

Нам всем, как хлеб, нужна привычка
Других без плача провожать,
И весело самим прощаться,
И с легким сердцем уезжать.

2. Чемодан

Как много чемодан потертый может
Сказать нам о хозяине своем,
Где он бывал и как им век свой прожит,
Тяжел он или легок на подъем!
Мы в юности отправились в дорогу,
Наш чемодан едва набит на треть,
Но стоит нам немного постареть,
Он начинает пухнуть понемногу.

Его мы все нежнее бережем,
Мы обрастаем и вторым, и третьим,
В окно давно уж некогда смотреть нам,
Нам только б уследить за багажом.

Свистят столбы, летят года и даты.
Чужие лица, с бляхой на груди,
Кряхтя, за нами тащат позади
Наш скарб, так мало весивший когда-то.

3. Телеграмма

Всегда назад столбы летят в окне.
Ты можешь уезжать и возвращаться,
Они опять по той же стороне
К нам в прошлое обратно будут мчаться.

Я в детстве мог часами напролет
Смотреть, как телеграммы пролетают:
Телеграфист их в трубочку скатает,
На провод их наденет и пошлет.

В холодный тамбур выйдя нараспашку.
Я и теперь, смотря на провода,
Слежу, как пролетает иногда
Закрученная в трубочку бумажка.

4. Номера в «Медвежьей Горе»

– Какой вам номер дать? – Не все ль
равно,
Мне нужно в этом зимнем городке —
Чтоб спать – тюфяк, чтобы дышать – окно,
И ключ, чтоб забывать его в замке.

Я в комнате, где вот уж сколько лет
Все оставляют мелкие следы:
Кто прошлогодний проездной билет,
Кто горстку пепла, кто стакан воды.

Я сам приехал, я сюда не зван.
Здесь полотенце, скрученное в жгут,
И зыбкий стол, и вытертый диван
Наверняка меня переживут.

Но все-таки, пока я здесь жилец,
Я сдвину шкаф, поставлю стол углом
И даже дыма несколько колец
Для красоты развешу над столом.

А если без особого труда
Удастся просьбу выполнить мою, —
Пусть за окном натянут провода,
На каждый посадив по воробью.

5. Тоска

– Что ты затосковал?
– Она ушла.
– Кто?
– Женщина.
И не вернется,
Не сядет рядом у стола,
Не разольет нам чай, не улыбнется;
Пока не отыщу ее следа —
Ни есть, ни пить спокойно не смогу я…
– Брось тосковать!
Что за беда?
Поищем —
И найдем другую.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Что ты затосковал?
– Она ушла!
– Кто?
– Муза.
Все сидела рядом.
И вдруг ушла и даже не могла
Предупредить хоть словом или взглядом.
Что ни пишу с тех пор – все бестолочь, вода,
Чернильные расплывшиеся пятна…
– Брось тосковать!
Что за беда?
Догоним, приведем обратно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Что ты затосковал?
– Да так…
Вот фотография прибита косо.
Дождь на дворе,
Забыл купить табак,
Обшарил стол – нигде ни папиросы.
Ни день, ни ночь —
Какой-то средний час.
И скучно, и не знаешь, что такое…
– Ну что ж, тоскуй.
На этот раз
Ты пойман настоящею тоскою…

6. Вагон

Есть у каждого вагона
Свой тоннаж и габарит,
И таблица непреклонно
Нам об этом говорит.

Но в какие габариты
Влезет этот груз людской,
Если, заспаны, небриты,
Люди едут день-деньской?

Без усушки, бeз утруски
Проезжают города,
Море чаю пьют по-русски,
Стопку водки иногда.

Много ездив по отчизне,
Мы вагоном дорожим,
Он в пути, подобно жизни,
Бесконечно растяжим.

Вот ты влез на третью полку
И забился в уголок,
Там, где ехал втихомолку
Слезший ночью старичок;

Коренное населенье
Проявляет к тем, кто влез, —
К молодому пополненью —
Свой законный интерес,

А попутно с этим, если
Были люди хороши,
Тех, кто ехали и слезли,
Вспоминают от души.

Ты знакомишься случайно,
Поделившись табаком,
У соседа просишь чайник
И бежишь за кипятком.

Ты чужих детей качаешь,
Книжки почитать даешь,
Ты и сам не замечаешь,
Как в дороге устаешь.

Люди сходят понемногу,
Сходят каждый перегон,
Но, меняясь всю дорогу,
Не пустеет твой вагон.

Ты давно уже не знаешь,
Сколько лет в пути прожил,
И соседей вспоминаешь,
Как заправский старожил.

День темнеет. Дело к ночи.
Скоро – тот кусок пути,
Где без лишних проволочек
Предстоит тебе сойти.

Что ж, возьми пожитки в руки,
По возможности без слез,
Слушай, высадившись, стуки
Убегающих колес.

И надейся, что в вагоне
Целых пять минут подряд
На дорожном лексиконе
О тебе поговорят.

Что, проездивший полвека,
Непоседа и транжир,
Все ж хорошим человеком
Был сошедший пассажир.

7. «Казбек»

Я наконец приехал на Кавказ,
И моему неопытному взору
В далекой дымке в первый раз
Видны сто раз описанные горы.

Но где я раньше видел эти две
Под самым небом сросшихся вершины,
Седины льдов на старой голове,
И тень лесов, и ледников плешины?

Я твердо помню – та же крутизна,
И те же льды, и так же снег не тает.
И разве только черного пятна
Посередине где-то не хватает.

Все те места, где я бывал, где рос,
Я в памяти перебираю робко…
И вдруг, соскучившись без папирос,
Берусь за папиросную коробку,

Так вот оно, пятно! На фоне синих гор,
Пришпорив так, что не угнаться,
На черном скакуне во весь опор
Летит джигит за три пятнадцать.

Как жаль, что часто память в нас живет
Не о дорогах, тропах, полустанках,
А о наклейках минеральных вод,
О марках вин и о консервных банках…

8. В командировке

Он, мельком оглядев свою каморку,
Создаст командировочный уют.
На стол положит старую «Вечерку»,
На ней и чай, а то и водку пьют.

Открыв свой чемоданчик из клеенки,
Пришпилит кнопкой посреди стены
Большую фотографию ребенка
И маленькую карточку жены.

Не замечая местную природу,
Скупой на внеслужебные слова,
Не хныча, проживет он здесь полгода,
А если надо, так и год и два.

Пожалуй, только письма бы почаще,
Да он ведь терпеливый адресат.
Должно быть, далеко почтовый ящик,
И сына утром надо в детский сад…

Все хорошо, и разве что с отвычки
Затосковав под самый Новый год,
В сенях исчиркав все, что были, спички,
Он москвича другого приведет.

По чайным чашкам разольет зубровку,
Покажет гостю карточку – жена,
Сам понимаешь, я в командировках…
А все-таки хорошая она.

И, хлопая друг друга по коленям,
Припомнят Разгуляй, Коровий брод,
Две комнаты – одну в Кривоколенном,
Другую у Кропоткинских ворот.

Зачем-то вдруг начнут считать трамваи,
Все станции метро переберут,
Друг друга второпях перебивая,
Заведомо с три короба наврут.

Тайком от захмелевшего соседа
Смахнут слезу без видимых причин.
Смешная полунощная беседа
Двух очень стосковавшихся мужчин.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда-нибудь, отмеченный в приказе,
В последний раз по россыпи снежка
Проедет он на кашляющем ГАЗе
По будущим проспектам городка.

Другой москвич зайдет в его каморку,
Займет ее на месяц или год,
На стол положит старую «Вечерку»
И над кроватью карточки прибьет.

1938–1939

Изгнанник

Испанским республиканцам

Нет больше родины. Нет неба, нет земли.
Нет хлеба, нет воды. Все взято.
Земля. Он даже не успел в слезах, в пыли
Припасть к ней пересохшим ртом солдата.

Чужое море билось за кормой,
В чужое небо пену волн швыряя.
Чужие люди ехали «домой»,
Над ухом это слово повторяя.

Он знал язык. Они его жалели вслух
За костыли и за потертый ранец,
А он, к несчастью, не был глух,
Бездомная собака, иностранец.

Он высадился в Лондоне. Семь дней
Искал он комнату. Еще бы!
Ведь он искал чердак, чтоб был бедней
Последней лондонской трущобы.

И наконец нашел. В нем потолки текли,
На плитах пола промокали туфли,
Он на ночь у стены поставил костыли —
Они к утру от сырости разбухли.

Два раза в день спускался он в подвал
И медленно, скрывая нетерпенье,
Ел черствый здешний хлеб и запивал
Вонючим пивом за два пенни.

Он по ночам смотрел на потолок
И удивлялся, ничего не слыша:
Где «юнкерсы», где неба черный клок
И звезды сквозь разодранную крышу?

На третий месяц здесь, на чердаке,
Его нашел старик, прибывший с юга;
Старик был в штатском платье, в котелке,
Они едва смогли узнать друг друга.

Старик спешил. Он выложил на стол
Приказ и деньги – это означало,
Что первый час отчаянья прошел,
Пора домой, чтоб все начать сначала.

Но он не может. – Слышишь, не могу! —
Он показал на раненую ногу.
Старик молчал. – Ей-богу, я не лгу,
Я должен отдохнуть еще немного.

Старик молчал. – Еще хоть месяц так,
А там – пускай опять штыки, застенки, мавры.
Старик с улыбкой расстегнул пиджак
И вынул из кармана ветку лавра.

Три лавровых листка. Кто он такой,
Чтоб забывать на родину дорогу?
Он их смотрел на свет. Он гладил их рукой,
Губами осторожно трогал.

Как он посмел забыть? Три лавровых
листка.
Что может быть прочней и проще?
Не все еще потеряно, пока
Там не завяли лавровые рощи.

Он в полночь выехал. Как родина близка,
Как долго пароход идет в тумане…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда он был убит, три лавровых листка
Среди бумаг нашли в его кармане.

1939

Старик

Памяти Амундсена

Весь дом пенькой проконопачен прочно,
Как корабельное сухое дно,
И в кабинете – круглое нарочно —
На океан прорублено окно.

Тут все кругом привычное, морское,
Такое, чтобы, вставши на причал,
Свой переход к свирепому покою
Хозяин дома реже замечал.

Он стар. Под старость странствия опасны,
Король ему назначил пенсион,
И с королем на этот раз согласны
Его шофер, кухарка, почтальон.

Следят, чтоб ночью угли не потухли,
И сплетничают разным докторам,
И по утрам подогревают туфли,
И пива не дают по вечерам.

Все подвиги его давно известны,
К бессмертной славе он приговорен,
И ни одной душе не интересно,
Что этой славой недоволен он.

Она не стоит одного ночлега
Под спальным шерстью пахнущим мешком,
Одной щепотки тающего снега,
Одной затяжки крепким табаком.

Ночь напролет камин ревет в столовой,
И, кочергой помешивая в нем,
Хозяин, как орел белоголовый,
Нахохлившись, сидит перед огнем.

По радио всю ночь бюро погоды
Предупреждает, что кругом шторма, —
Пускай в портах швартуют пароходы
И запирают накрепко дома.

В разрядах молний слышимость все глуше,
И вдруг из тыщеверстной темноты
Предсмертный крик: «Спасите наши души!»
И градусы примерной широты.

В шкафу висят забытые одежды —
Комбинезоны, спальные метки…
Он никогда бы не подумал прежде,
Что могут так заржаветь все крючки…

Как трудно их застегивать с отвычки!
Дождь бьет по стеклам мокрою листвой.
В резиновый карман – табак и спички,
Револьвер – в задний, компас – в боковой.

Уже с огнем забегали по дому,
Но, заревев и прыгнув из ворот,
Машина по пути к аэродрому
Давно ушла за первый поворот.

В лесу дубы под молнией, как свечи,
Над головой сгибаются, треща,
И дождь, ломаясь на лету о плечи,
Стекает в черный капюшон плаща.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Под осень, накануне ледостава,
Рыбачий бот, уйдя на промысла,
Найдет кусок его бессмертной славы —
Обломок обгоревшего крыла.

1939

Мальчик

Когда твоя тяжелая машина
Пошла к земле, ломаясь и гремя,
И черный столб взбешенного бензина
Поднялся над кабиною стоймя,
Сжимая руль в огне последней вспышки,
Разбитый и притиснутый к земле,
Конечно, ты не думал о мальчишке,
Который жил в Клину или Орле;
Как ты, не знавший головокруженья,
Как ты, он был упрям, драчлив и смел,
И самое прямое отношенье
К тебе, в тот день погибшему, имел.

Пятнадцать лет он медленно и твердо
Лез в небеса, упрямо сжав штурвал,
И все тобой не взятые рекорды
Он дерзкою рукой завоевал.
Когда его тяжелая машина
Перед посадкой встала на дыбы
И, как жестянка, сплющилась кабина,
Задев за телеграфные столбы,
Сжимая руль в огне последней вспышки,
Придавленный к обугленной траве,
Он тоже не подумал о мальчишке,
Который рос в Чите или в Москве…
Когда ужо известно, что в газетах
Назавтра будет черная кайма,
Мне хочется, поднявшись до рассвета,
Врываться в незнакомые дома,
Искать ту неизвестную квартиру,
Где спит, уже витая в облатках,
Мальчишка – рыжий маленький задира,
Весь в ссадинах, веснушках, синяках.

1939

Поручик

Уж сотый день врезаются гранаты
В Малахов окровавленный курган,
И рыжие британские солдаты
Идут на штурм под хриплый барабан.

А крепость Петропавловск-на-Камчатке
Погружена в привычный мирный сон.
Хромой поручик, натянув перчатки,
С утра обходит местный гарнизон.

Седой солдат, откозыряв неловко,
Трет рукавом ленивые глаза,
И возле пушек бродит на веревке
Худая гарнизонная коза.

Ни писем, ни вестей. Как ни проси их,
Они забыли там, за семь морей,
Что здесь, на самом кончике России,
Живет поручик с ротой егерей…

Поручик, долго щурясь против света,
Смотрел на юг, на море, где вдали —
Неужто нынче будет эстафета? —
Маячили в тумане корабли.

Он взял трубу. По зыби, то зеленой,
То белой от волнения, сюда,
Построившись кильватерной колонной,
Шли к берегу британские суда.

Зачем пришли они из Альбиона?
Что нужно им? Донесся дальний гром,
И волны у подножья бастиона
Вскипели, обожженные ядром.

Полдня они палили наудачу,
Грозя весь город обратить в костер.
Держа в кармане требованье сдачи,
На бастион взошел парламентер.

Поручик, в хромоте своей увидя
Опасность для достоинства страны,
Надменно принимал британца, сидя
На лавочке у крепостной стены.

Что защищать? Заржавленные пушки,
Две улицы то в лужах, то в пыли,
Косые гарнизонные избушки,
Клочок не нужной никому земли?

Но все-таки ведь что-то есть такое,
Что жаль отдать британцу с корабля?
Он горсточку земли растер рукою:
Забытая, а все-таки земля.

Дырявые, обветренные флаги
Над крышами шумят среди ветвей…
– Нет, я не подпишу твоей бумаги,
Так и скажи Виктории своей!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уже давно британцев оттеснили,
На крышах залатали все листы,
Уже давно всех мертвых схоронили,
Поставили сосновые кресты,

Когда санкт-петербургские курьеры
Вдруг привезли, на год застряв в пути,
Приказ принять решительные меры
И гарнизон к присяге привести.

Для боевого действия к отряду
Был прислан в крепость новый капитан,
А старому поручику в награду
Был полный отпуск с пенсиею дан!

Он все ходил по крепости, бедняга,
Все медлил лезть на сходни корабля…
Холодная казенная бумага,
Нелепая любимая земля…

1939

«Жди меня, и я вернусь…»: 80 лет знаменитому стихотворению Константина Симонова

14 января 2022

Фото: https://cbs-irkutsk.ru/842/

Строчки, которые стали молитвой на все времена

Стихотворению Константина Симонова «Жди меня» – 80 лет. Впервые оно было опубликовано 14 января 1942 года, хотя написано было раньше – когда уже шла война, летом 1941-го. Прошли десятилетия, но оно остается очень личным для всех, и у каждого есть примеры того, как оно спасало.

Письмо в стихах

«Жди меня» он посвятил легенде советского кинематографа, известной актрисе Валентине Серовой.

«Я считал, что эти стихи – моё личное дело… Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком Севере метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке… Читал их, а потом самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали это стихотворение на клочке бумаги…», – позже вспоминал Симонов (такую цитату привёл в своей книге очерков писатель Дмитрий Шеваров).

Больше того, Константин Симонов объяснил:

«У стихотворения «Жди меня» нет никакой особой истории. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах…»

Про жёлтые дожди и верность

Накануне юбилейной для «Жди меня» даты Президентская библиотека в Петербурге сообщила о том, что оцифрован хранившийся в её фондах экземпляр номера газеты «Правда», где это стихотворение в первый раз появилось в 1942 году. Теперь любой может посмотреть, как оно выглядит на газетной полосе. А кто-то, возможно, впервые прочтёт пронзительные строки…

Публикация предоставлена Президентской библиотекой

72-я страница

Помню, в начальной школе мы с братом «со скрипом» учили стихи. Но как-то наш дед, который во время войны был одним из тех, кто отвечал за переброску детсадовцев по Дороге Жизни, подсунул нам небольшой по формату сборник стихов Симонова. Прочли взахлёб, а потом заучили все постранично. Не помню года издания книжки, но до сих пор помню, что стихотворение «Жди меня» было на 72 странице…

Для очень многих людей – в том числе, и для Александры Ильиничны – одной из моих родственниц, относящихся к воевавшему поколению, «Жди меня» на всю жизнь осталось буквально молитвой. Помню, она – медик санитарного поезда в годы Великой Отечественной – рассказывала, как, встречалась с автором известной повести «Спутники» Верой Пановой и делилась тем, что пережила…

А Вера Фёдоровна говорила ей, что абсолютно уверена в том, что ничего случайного нет.

«Умирают те, у кого есть в жизни какая-нибудь трещина; вот в эту трещину и проникает смерть», – писала Панова в «Спутниках».

Не пропустите

День войны. 26 марта 1942 года: битва за Ленинград, трагедия сожжённых сёл
В Московском музее Победы ленинградцев приглашают на онлайн-выставку в честь старого Нового года

Симоновское «Жди меня» точно также, как «музыку, человеческое тяготение друг к другу и бескорыстное взаимопонимание», люди из воевавшего поколения считали чем-то вроде целительного средства, которое эту трещину закрывала собой.

Стихотворение это спасало и воинов-интернационалистов во время локальных войн, и людей, казалось бы, обречённых на смерть в силу тех или иных бед мирного времени.

Знаю невероятный случай, который произошёл на Крайнем Севере, когда мать пятерых детей – мал мала меньше – накрыло пургой. Спастись ей удалось чудом, и потом в интервью (делала его тогда для газеты «Полярник» – бухта Провидения в Анадырском заливе Берингова моря) она рассказала, что очень боялась выбрать ложное направление. Поэтому протоптала небольшую дорожку в снегу и ходила по ней взад-вперёд много часов подряд, чтобы окончательно не замёрзнуть, повторяя:

«Жди, когда снега метут, жди, когда жара, жди, когда других не ждут…»

Если бы сдалась и остановилась, оказалась бы там, куда «проникает смерть». «Жди меня» не даёт пропасть.

Евгения Дылева

Фото: https://cbs-irkutsk.ru/842/

Новости Online47- в Telegram быстрее🚀
Подпишись: https://t.me/online47news

Социальная реклама

Новости СМИ2

Объясняем, что происходит в Ленобласти и за ее пределами в Одноклассниках. Подписаться

Дэвид Уэбб пережил Covid и пневмонию, но покинул Йорк через два месяца: «Я вернусь сильнее» его дочь плачет в конце — но Дэвид Уэбб хотел бы сделать это снова.

В феврале Уэбб был освобожден от должности менеджера первой команды «Йорк Сити». Он продержался у руля Национальной лиги меньше, чем надеялся. Для Венеции, его девятилетней дочери, это была худшая из возможных новостей.

«Она плакала, когда я сказал ей, что уезжаю из Йорка, — говорит Уэбб. «Она пришла на несколько игр и, увидев, как я раздаю автографы, сказала людям: «Это мой папа!».

«Было душераздирающе видеть, как она плачет, потому что она просто хочет, чтобы ее отец преуспел. Она была больше расстроена, потому что я не так часто ее вижу, и это был хороший способ сблизить нас. Я сказал ей, что папа снова вернется в игру, а я вернусь сильнее. Это сделало меня еще более мотивированным и решительным».

Уэбб хочет рассказать, что значит быть безработным начинающим менеджером. 43-летний футболист, который ранее был главой футбольных операций в «Хаддерсфилд Таун» и техническим директором шведской команды «Остерсундс», использует свое свободное время, налаживая связи и разыскивая игроков, поэтому он хорошо подготовлен для своей следующей роли.

Хотя пребывание Уэбба в Йорке было недолгим, его это не пугает. Он нравился игрокам и продемонстрировал свою способность замечать молодых перспективных игроков после успешной аренды Шака Форда из «Уотфорда». Но это был тяжелый старт для Уэбба из-за проблем за пределами поля.

«Я вышел на середину сезона и был уверен, что мы сможем хорошо завершить сезон и набраться сил в следующем году, — говорит он. «Но первые две-три недели были тяжелыми, потому что я был в больнице, что было не лучшим началом. У меня был Ковид и пневмония. Я был в больнице Кингстона, потому что в течение первой недели обучения я вернулся в семейный дом в Суррее в свой выходной, чтобы забрать кое-какие вещи. Но мне было грубо, мне казалось, что кто-то стоит у меня на груди. Жена сказала, что я плохо выгляжу. Она отвела меня в отделение неотложной помощи, и я оказался в отделении реанимации (отделение, предназначенное для непосредственных опасных для жизни заболеваний и травм).

«Я проснулся примерно через 12 часов, и они сказали: «У вас тяжелая пневмония, инфекция грудной клетки и Covid, и вы не уедете в ближайшее время».

«Они предложили мне взять отпуск от трех недель до месяца, чтобы восстановить силы, но мне не терпелось вернуться. Мне пришлось слушать одну из игр на больничной койке. У меня была ссылка на видео, так что я мог смотреть матч в прямом эфире. Мы выиграли у Уокинга со счетом 2:0, но это, вероятно, не очень хорошо сказалось на моем кровяном давлении. Моя жена была со мной и сказала: «Я не могу сидеть здесь и смотреть на тебя. Ты никогда не выберешься отсюда, если не успокоишься».

«В итоге я пробыл там две недели. Я вернулся на игру в День подарков, и мы проиграли Гейтсхеду со счетом 3:0. Оглядываясь назад, я бы отложил это еще на неделю. Я вернулся слишком рано и недостаточно подготовился к игре. Поскольку это была моя первая управленческая роль, я просто хотел произвести хорошее впечатление».

После отъезда из Йорк Сити Уэбб прошел собеседование на должность помощника тренера национальной сборной Джорджии. Но пока он хочет остаться в клубном футболе, так как предпочитает повседневное общение с игроками. Он до сих пор общается с Эдди Хоу, менеджером «Ньюкасл Юнайтед», и Маурисио Почеттино, будущим тренером «Челси», которые работали в сфере подбора персонала в «Борнмуте» и «Тоттенхэм Хотспур».

«Почеттино сказал мне всегда быть верным себе, будь ты тренером или менеджером, — говорит он. «Не пытайтесь быть тем, кем вы не являетесь, потому что игроки это увидят. Вы должны быть собой со своим стилем управления людьми. Итак, в Йорке мы заставили игроков встать и поделиться своими историями, что оказалось очень важным для группы. Речь шла о том, чтобы мы были открыты друг с другом, и игроки действительно привязались к этому. Многие игроки писали мне, когда я уходил, чтобы пожелать мне удачи, и это было приятно.

«Когда я узнал от Эдди Хоу, я обнаружил, что он очень спокоен в стрессовых ситуациях. Ему нужно много кричать, поэтому он очень хорошо справляется с давлением. Наверное, я мог бы сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз он терял хладнокровие с игроками. Такие вещи я буду иметь в виду в будущем».

Уэбб надеется вернуться к руководству в первой, второй или национальной лиге.

«Предсезонка была бы идеальной», — говорит он. «Первые две-три недели (после отъезда из Йорка) были хорошими, потому что у меня было время отдохнуть с семьей. Когда вы менеджер, это может быть нон-стоп. Я размышлял о своем времени в Йорке, и я просто пытался держать свой ум занятым и свежим. Я знаю, что мое УТП (уникальное преимущество) — это моя способность находить игроков. Я нейродивергент, поэтому думаю иначе.

«Увольнение с работы никогда не бывает легким, но все менеджеры знают, что такое путешествие. Это неприятное чувство, но это часть процесса. Раньше я избегал общественных мероприятий, когда раньше был без работы. Это были просто постоянные напоминания, и я ненавидел, когда меня всегда спрашивали, предложил ли мне клуб работу. Вы можете быть расходным материалом в этой отрасли, и люди теперь намного больше понимают. Теперь я не нахожу это пугающим — я просто рассказываю людям, как я был занят, чтобы подготовиться к моей следующей роли.

«Долгий перерыв может заставить некоторых людей разлюбить игру, но я настроен более решительно. Я надеюсь, что к предсезонке у меня что-то получится, и мне не терпится увидеть реакцию моей дочери, когда я скажу ей, что что-то произошло».

(верхнее фото: Рошан Томас)

ПРЯЖА | Ты вернешься через месяц? | | Видеоклипы по цитатам | f4f59343

Объявление:

Yarn — лучший способ найти видеоклипы по цитате. Найдите точное
момент в телешоу, фильме или музыкальном видео, которым вы хотите поделиться. Легко
двигаться вперед или назад, чтобы добраться до идеального места. Он доступен на
сети, а также на Android и iOS.

Ты вернешься через месяц?

Еще клипы этого шоу

ПРЕДЫДУЩИЙ КЛИП

Ты вернешься через месяц?

СЛЕДУЮЩИЙ КЛИП 9Вставить
Делать
Мем Поделиться

Скопируйте ссылку для удобного обмена 03

Реклама:

#целует

#стоп

#плачет

#sorry

Силиконовая долина (2014) — S02E10 Два дня Кондора

2. 1s

Через месяц ты умрешь.

Звездный путь (1966) S01E01

2,4 с

Через месяц вы станете миллионером.

Звездный путь (1966) — S01E03 Куда еще не ступала нога человека

2,4 секунды

Через месяц вы станете миллионером.

Анатомия страсти (2005) — S13E06 Романтика

2,9 с

Через месяц, два месяца вы оба будете мертвы.

Симпсоны (1989) — S20E07 Комедия

1.1s

и «вернусь через месяц».

Ликование (2009) — S03E20 Драма

1,7 с

Через два месяца вы будете покупать

Замок и ключ (2020) — S02E01 Премьера

2.1s

И тебе будет 18 через несколько месяцев.

Party Down (2009) — S03E06 Открытие весеннего спектакля в старшей школе бассейна Сепульведы0003

Холодная гора

2,5 с

— Ого! — Он вернется через месяц.